Это не наша война (СИ) - Страница 120

120

Тот лишь коротко указал подбородком.

Ностромо глянул… и обомлел. На небольшой площади, где совсем ещё недавно его собирались убивать, происходило невиданное, наверное, раннее никогда в Агробаре действие: карусель смерти в исполнении «конных» уруков. Тёмные наматывали широкие круги вокруг сбивающейся всё плотнее и плотнее испуганной толпы. В лицах людей уже не было азарта крови, желания подраться — заворожённые страшными ягирами, с низким рёвом проносящимися рядом и щёлкающими алчно зубами, и жестокими и отвратительными уруками, известными в основном для жителей столицы по слухам.

Тёмные резвились, изредка пуская стрелы, но так, не смертельно, а для пущего эффекта — раненый болезненно вскрикивал, окружающим казалось, что вот-вот и их уже начнут убивать, в итоге голосила вся толпа так, словно её, живую, пропускают через огромную мясорубку. А уруки ещё и подбадривают каркающими воинственными кличами.

— О чём спор? — спросил, лишь бы что-то сказать, Ностромо у застывшего изваянием солдата.

Тот будто очнулся, недоумённо глянул на гнома, в глазах наконец-то появилось понимание сказанного, и он безнадёжно махнул рукой.

— А… Наши пытаются пробить твердокожего дракона — сержанта, — вопрос во взгляде светлого всё равно не разрешился. — Ну, — Рыжий даже начал немного злиться на недогадливость гнома, — мы хотим выйти накостылять этим тёмным тварям, загнать их обратно в преисподнюю, где им самое место.

Возбуждённая речь пехотинца не впечатлила Ностромо. Он конечно же понимал чувство агробарца, но вместе с тем знал, что самоубийство — не лучший способ защитить свою землю. Но видя непробиваемую уверенность того, постеснялся напомнить собеседнику, что тёмные, особенно походные уруки — очень и очень опасны.

Задумавшись, плюхнулся на скамью, сделал длинный неторопливый глоток. Прислушался к перешедшим на повышенные тона солдатам, покосился в их сторону. Сержант ещё сопротивлялся, но видно было, что он уже согласен, хотя довольным от этого его было сложно назвать — ветеран, пил он умерено, поэтому реально оценивал шансы десятка, пусть и тяжёлых — в кирасах, шлемах с забралами, прикрытыми железом руками и ногами, с высокими квадратными щитами — пехотинцев против — Ностромо бросил оценивающий взгляд на площадь — до полусотни тёмных. Но нежелание прослыть трусом, попытаться хотя бы отогнать уруков от практически беззащитных бунтовщиков (ломать и убивать они мастера!) сделало своё дело. И хмель — как же без него, тоже сыграл немаловажную роль, а он, как известно, советчик коварный.

Наконец прозвучал командный рык, солдаты радостно загомонили, поправляя амуницию, проверяя прочность ремней, опуская забрала и выходя строиться.

Ностромо содрогнулся от увесистого хлопка по плечу. Это был скалящийся Рыжий. Сейчас он опять был возбуждён.

Человек настроения.

— Ну что, как там тебя? Жаль, не успели толком поговорить. Но ты посиди, мы скоро вернёмся и продолжим разговор — у меня ещё парочка весёлых историй, ты оценишь. А сейчас смотри, как могут веселиться воины Толстого Тиссайи и Милашки Грая, — он бахвальски поднял правый кулак в латной перчатке, подмигнул и торопливо двинул в сторону товарищей, забрасывая за спину щит, снимая с плеча тяжёлый арбалет.

Гном только покачал головой, глядя ему вслед. Он не обольщался насчёт участи подопечных вербарского барона, и было их искренне жаль — они были ему симпатичны хотя бы потому, что отнеслись нормально и угостили пивом. Но коль скоро изменить ничего нельзя, то посмотреть всё же стоило, чем это закончится. Он поудобней уселся, облокотившись локтями о стол, мимоходом подумав, что не мешало бы ещё пива заказать, да времени нет — скромный ощетинившийся десяток приближался к опасной черте. На всякий случай проверил, на месте ли метательные ножи, топор ли под рукой, в который раз пожалел об отсутствии шлема и хорошей кольчуги, ибо то, что на нём сейчас — так, дракону на один язык, и, принявшись за вторую кружку, сосредоточился на действе.

Вначале дела у солдат шли неплохо: несколько уруков в азарте либо демонстрируя перед соплеменниками удаль, удачно, вернее, неудачно для них самих вынеслись под копья, после чего одна пара урук — ягир была убита (потерявший всадника хищник набросился на щиты, и был нанизан на копья, но сила удара была такова, что худая шеренга пошатнулась и подалась на пару шагов назад), второго урука, непонятно, живого или нет, вынес его ягир, а третья пара вообще не пострадала: ягира зацепило по касательной мечом щитоносца, а тёмный легко увернулся от пики, при этом ловко запустил метательный топорик, который, впрочем, тоже не нанёс никакого ущерба. Ещё было несколько удачных выстрелов из арбалетов, которых у агробарцев оказалось двое (один — у Рыжего), сбивших ещё пару уруков и подранив одного ягира. И всё, везение закончилось.

Уруки разделились: одна часть погнала прочь людскую массу, вторая, до трёх десятков, устроили причудливую, подобную танцу круговерть вокруг ставших теперь спина к спине пехотинцев. Хорошая подвижность, пластика, резкость и гибкость смены направления, при этом неплохая меткость и похвальная скорострельность из луков. В течение нескольких минут были выбиты и выведены из строя два солдата, которых постарались определить внутрь круга, но вследствие этого действия пострадал ещё один, и теперь все схватились и спрятались за щиты, а сама группка утеряла манёвренность.

Ностромо напряженно следил за развитием событий, он и не заметил, как треснула в руках кружка, а осколки оцарапали ладонь. Плохи дела были у его знакомцев. Но ведь он и так об этом знал, легче, правда, от этого не было. Виной же являлась всего лишь глупость. Тем более, никакой реальной возможности выручить парней он не видел. И не виновен в этом девиз, принятый их компанией в этом путешествии: «Любая война — это не наша война», ибо в его нынешнем положении он действительно ничем не мог помочь агробарцам. Кроме как сочувствием — а это лицемерная монета.

120