Влажный воздух встретил её приветливо, во всяком случае, ей так казалось, ибо он ассоциировался у неё с возможностью побродить среди экзотических тропических деревьев и растений с прихотливыми, непривычными для глаз стволами, плодами и цветами ярких расцветок, среди разлапистых папоротников — вообще, эта буйная, налитая красками зелень действовала на Руфию умиротворяющее.
Меньи при ближайшем рассмотрении не оказалось, и принцесса ощутила даже некоторое разочарование. Но, пройдя буквально десять локтей по аллее, за стволом кокосового ореха, она лицезрела любопытную картину: мальчишка, замерший напротив куста орхидеи — мильтонии, кажется. Алые бархатные лепестки с жёлтой корзинкой и небрежными белыми вставками — цветок был похож на замершую бабочку. Необычайно красив. Заворожённый — как иначе описать состояние человека, неотрывно и будто бы даже не мигая смотрящего на удивительные цветы?
Руфия неслышно и невесомо ступая, почти приблизилась — Меньи стоял вполоборота к ней, и за несколько шагов решилась предупредительно кашлянуть — она ощутила неловкость: будто бы подглядывает за человеком.
Меньи обернулся, и его отрешённое выражение на лице озарилось радостью.
— Ваше Высочество, я так рад, что вы пришли! — улыбка преобразила угловато-прыщавое мальчишеское лицо. — Это вам, — и протянул незамеченный раннее букет красных в белые прожилки хризантем. — Конечно, после такого великолепия, — движение в сторону тропических цветов, — которое вы имеете возможность наблюдать ежедневно, мой букет может вам показаться…
— Меньи, — прекратите, — она нетерпеливо подняла руку, останавливая оправдательную речь. — Позвольте мне самой делать выводы по части даров, — мимолётно глянула на множество небольших и свежих распустившихся бутончиков, источающих характерный аромат — веточки три. — Замечательные цветы, — посмотрела на парня; в её глазах мелькнула искорка интереса и… уважения, что ли. — Вам нравятся орхидеи? — уточнила с любопытством.
— Ну… — запнулся младший Гичи, — у меня покойная матушка была к ним, как бы это сказать, неравнодушна, — улыбнулся как-то застенчиво.
Руфия констатировала несомненное потепление отношений и была этим обстоятельством немного озадачена, но и довольна. Испытывать неприятные эмоции к человеку, «замечающему» цветы было бы неправильно. Возможно, даже этот молодой человек и развлечёт её.
— Простите меня, Меньи, если напомнила вам о печальном, — мягко произнесла, не сводя из-под полуопущенных ресниц внимательного взгляда.
Напоминать о том, что тоже когда-то потеряла мать, она не желала — это не тема для разговора с кем-либо. Даже с отцом. Осознание факта потери в своё время явилось отправной точкой понимания некоторых истин, одной из которых была такова: по-настоящему тебя не бросят только книги. Люди же изменчивы, как текучая вода. И измена, не в смысле предательства (к примеру, одного из супругов, или какого-либо торгового партнёра), а именно переменчивость, формирование, изменение под воздействием внешних обстоятельств и внутренних приоритетов. Вода, к примеру, осенью в листьях, зимой скована льдами, весной полноводна, а летом высыхает; опять же берег из-за постоянного воздействия течения меняет свой рельеф либо вследствие вырубки леса, либо постройки моста; живность тоже может кочевать: попал в воду, застрял в корнях мертвец, через время приходит на это место сом, выгоняет леща, вслед за лещом уходит щука… Камень и тот со времен меняется, даже самый крепкий, пусть и медленно. А человек — гораздо хрупче.
— Ничего-ничего, — замахал руками парень. — Это было давно. Просто эти цветы у меня ассоциируются с матерью, она их любила, — повторился парень, — и… погибла, поехав забирать очередную партию, — взгляд его на удар сердца стал отрешённым. — Поэтому у меня к ним двоякое отношение: я не могу не радоваться, глядя на орхидейные, ибо они занимали у мамы место наравне с отцом и мной. И в тоже время они фактически убили её. Значит, — криво усмехнулся, — я должен их ненавидеть.
— Цветы не могут убивать, — тут же вступилась Руфия.
— Разве? — отчего-то напряжённо уточнил парень.
— Ну да, — не очень уверенно ответила принцесса, не совсем понимая, как себя вести с Гичи: вроде не сахарный и не нуждается в сочувствии и жалости, но и тревожить память тоже некрасиво.
Но тут он её окончательно огорошил. Причём, логику последующего заявления проследить было не просто трудно, а на взгляд девушки невозможно.
— Ваше Высочество, вы сейчас как-то особенно прекрасны. В глазах плещется небо, губы — дольки спелого яблочного бока, тонкие черты словно вырезал искусный скульптор…
Руфия действительно была диво как хороша: распущенные до талии прямые светло-пшеничные волосы обрамляли ангельское точёное личико, сейчас серьёзное, с удивлённо раскрытыми выразительными глазами и полуоткрытыми вопросительно губами, розовые ушки мило выглядывали сквозь пряди. Лёгкое шёлковое платье выгодно обтекало тоненькую фигурку с зарождающимися атрибутами женщины и женственности.
Меньи всё говорил и говорил, а она, неблагодарная, была не здесь, а где-то… где-то далеко. Оказывается, слушать о том, какая ты красивая — это приятно. Раньше она как-то не уделяла подобному вопросу внимания, ей говорили, что она похожа на мать, что она симпатична — при чём эту информацию косвенно поставляла большая часть двора, а также пришлые: послы, гости, представители иных рас. Но, будучи голенастым, худющим, нескладным подростком, Руфия имела собственные критические глаза и с большой долей скепсиса относилась к пышным и не очень эпитетам и сравнениям. Ей казалось, что в людях говорит простое чувство самосохранения — попробуй скажи властителю земли, что любимая (ну, пусть одна из них) дочь — как-то не очень… Да отец, не взирая на предыдущие заслуги и многовековую родословную, постарается этого человека сжить со свету. Да, по части наличия ума, она без ложной скромности и с учётом приступов самокритичности могла ответить, что да, не глупа — не каждый дворянин мог похвастать тем изобилием различной информации, что осела в её светлой голове — и комплименты в этом направлении выслушивала благосклонно. Вот касательно внешности у неё были серьёзные сомнения. Но так как проблемой собственной привлекательности она не болела, то и не чувствовала зависимости от сладкоречивых представителей сильного пола. Тем более, не понаслышке знала, сколь сильно распространено и чуть ли не введено в ранг необходимости лицемерия. А тут вот такой казус.